Мы в самом начале концерта были, он в конце, после концерта всем обозом нашим филармоническим сабантуйчик устроили – там познакомились. Он в столице учился, представляете? Ну, там по первому взгляду всё ясно было: звезда! Его, конечно, со столичным его образованием директор филармонии на руках прямо носил, но жопу-то лизать все равно директору этому приходилось, а там же гонор! Там же гонор у красавца моего. Там же столичное образование! Что вы. Там такие крики в филармонии стояли: «Да я!.. Да вы!..» А директор что? Директор со всей душой к нему, а потом фаворит-то его попивать начал, выступления коту под хвост, директор ко мне – повлияй на мужа! – а я что могу, смешной ты мой?! А там же не то, чтобы пить тихонько, там же напоказ всё, по-гусарски; там же Ванька Кухарев, дружок, приживал, вечно подзуживает: «Да пошли ты эту филармонию! Да тебе в Москву надо!» Ага. Вот туда. У нас-то он хоть кем-то был, а в Москве кто б он был? Вагон и маленькая тележка там таких, миллион до неба. И ведь понимал прекрасно, и не рыпался никогда – боялся, но тут же подзуживают. И мой же после этих подзуживаний звонит, пьянющий, директору: «Пошел ты на хрен, я у тебя не работаю больше!» Это поначалу, когда по вечерам пили. Потом проще пошло, днем тоже начали пить, тогда уж прямым ходом в филармонию, в кабинет директорский: «Где вошь эта?!» А директор маленький, кругленький, черненький, фамилия Вандштейн, погоняло Вошь, он причем сам об этом знает, – ну, а тут, значит, мой красавец с такими вот криками.
И директор ведь боролся за него, реально боролся, любил он его, ценил. Мой, бывало, кричал, что директор, мол, педик; намеки, мол, красавцу моему делал всякие, но я лично не верю, потому что там крыша ехала уже капитально, там уже жизнь окончательно не удалась – после увольнения из филармонии уже. Уволили, да. Потому что всему ведь предел есть. Я ходила, конечно. Я плачу, Вошь плачет – а толку? Ну, сама я, что ли, не знаю, сколько неприятностей через моего филармония та поимела? Ведь профессионал был, такой профессионал, но так вот оно всё. Один раз его даже вырвало с пьянки на сцене, представляете? Бр-р! Во время выступления! Это же распад уже полный.
Ну, конечно, на этой вот почве скандалы-то и были у нас. Это оттуда все: и «штырь железный в позвоночнике», и «шлюха фригидная», и много еще чего интересного. Единственное, что он молодец был – ребенка берег. То есть потихоньку скандалил, типа – чтоб Надюшка не слышала. Я, бывало, голос набирать начну, он – хлоп меня по щеке: «Тихо! Надьку разбудишь!» Вот это молодец, конечно. Надька же большая уже была, уже понимала ведь всё. Бывало, сидим с ним, рассорившиеся, телик смотрим, она вдруг подойдет, сядет на диван между нами, мою руку возьмет, его руку возьмет и на колени себе обе положит. Соединяла нас так. Символически, тыкскыть. Это же ей лет двенадцать уже было, барышня. То есть понимал всё ребенок.
Ох, как подумаешь… Выносить все эти претензии его, все эти «да я! да я!». Ну, я же тоже актриса, граждане дорогие. У меня же тоже тонкая душевная организация, и поистерить мне – раз плюнуть, и высшее образование тоже есть. Не столичное, конечно, но так не всем и дано. Если у моего родители могли ему обеспечить в Москву отправить, то я, извините, вообще из поселка вон, из Мартынкиных Горок, чтоб вы знали. Поселок городского типа Мартынкины Горки, да! А что? Я вот в масштабах поселка, например, своего – звезда невъебенная, так и дальше что? Там кто ни приедет, на дом наш все поселковые им показывают: «А тут вот такая вот жила, теперь в городе артистка, в театре, чтоб вы знали»! Ничего: села на автобус, два часа – вот он, город, вот он, институт. Буду артисткой, всё! А ухажер мой тогдашний, поселковый, Валерка Кислицын, он что мне сказал, когда на автобус тот сажал меня? «Артистка – жопа склизка», вот что! Накануне в ногах валялся, чтоб не уезжала, а на прощание приложил. Благословил, тыкскыть. От расстройства, конечно. Любил очень.
дополнительно по теме на сайте kinokrolik.ru
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11Опубликовано в рубрике Прочее 11.02.2012: .